Казахстанские чиновники, приглашая инвесторов работать в страну, любят упоминать, что в недрах у нас содержится практически вся таблица Менделеева. Однако, несмотря на наличие этих богатств, за годы независимости в стране, так и не открыто ни одного значимого месторождения. Исключение – лишь Кашаган, но и оно было открыто еще в советский период, а в независимом Казахстане запустили уже непосредственно добычу нефти.
На текущую ситуацию обратил внимание президент Токаев. В послании 1 сентября он поставил задачу довести к 2026 году площадь геолого-геофизической изученности с текущих 1,5 млн до 2,2 млн кв. км. Приоритетным должно стать освоение залежей редких и редкоземельных металлов, по сути превратившихся в «новую нефть». Как случилось, что в богатой ресурсам стране не работает геология и что необходимо делать для изменения ситуации, в интервью BES.Media рассказал геолог Николай Каменский, действительный член Академии минеральных ресурсов.
«Серьезных, новых открытий в Казахстане сейчас действительно нет»
– Впервые за долгое время президент в своем послании обратил внимание на проблемы в геологоразведке. Как вы отреагировали на это?
– Разговоры о развитии отрасли шли и раньше, на уровне Национальной палаты предпринимателей «Атамекен», профильного министерства, отраслевых конференций. И там, с 2018 года, наша компания представляла доклады, что на самом деле добывающая и перерабатывающая промышленность страны обеспечена сырьем на очень ограниченный период времени. К примеру, меди хватит примерно на 30-40 лет, у цинка и свинца и того меньше сроки. Мы добываем 100 тонн золота в год, это хороший показатель, но при нынешних темпах его хватит всего лишь на 20 лет.
Президент прав: серьезных, новых открытий в Казахстане сейчас нет. Да, некоторые крупные компании открыли собственные геологоразведочные предприятия, но добиться крупного прорыва они пока не смогли.
– Почему так происходит?
– Казахстанские геологи советского периода внесли огромный вклад в развитие нашего государства, по следам геологов в Казахстане троились новые города, открывались уникальные производства мирового класса, позволившие превратить Казахстан из аграрной страны в промышленную. Советские геологи оставили большой задел запасов полезных ископаемых, позволивший нашему государству в трудные 90-е годы с честью пройти этап становления и состояться, действительно как независимое государство. Даже сейчас, по прошествии более 30 лет, экономика Казахстана основной доход получает от добычи и переработки минерального сырья.
Думаю, сложившаяся ситуация в геологии – это логичное следствие кризиса, с которым столкнулась отрасль в конце 80-х. Из 65 000 человек, работавших в геологии в те годы, к началу 2000-х годов, осталось всего около пары тысяч. В основном геологические кадры сохранились на добычных предприятиях. При этом геологи добычных предприятий никогда не занимались съемкой, поисками и разведкой. Основная их задача – сопровождение добычных работ. Произошел разрыв преемственности поколений, так как большинство специалистов перешло в другие отрасли, уехали из страны, занялись другим бизнесом. И, уверяю вас, у них все получилось, потому что геологи, геофизики и все, кто работал в этой отрасли – одни из самых эрудированных и разносторонних специалистов. Получилось в других странах, в другой сфере.
За время независимости был потерян кадровый потенциал, который обеспечивал стабильность нашей стране за счет предыдущих достижений геологов. Безусловно, и сегодня в Казахстане есть очень талантливые геологи, но их мало. Для тех задач, которые стоят перед государством, необходимо больше высококвалифицированных кадров. Поэтому отрасль надо поднимать заново, в противном случае, через 5-10 лет страна будет пользоваться геологическими наработками и кадрами соседних стран.
«Чтобы получить лицензию на добычу, сейчас приходится закладывать в календарный график работ от полутора лет и выше»
– А какое сейчас качество образования молодых геологов?
– Мы работаем с выпускниками как местных вузов, так и российских: берем их на производственные практики с последующей возможностью трудоустройства, в зависимости от результатов совместной работы. Стоит отметить, что во все времена очень большое значение имеет любознательность, наблюдательность, стремление к изучению нового, аналитический склад ума. Помимо теоретической базы знаний, необходимо активное приобретение практических навыков.
В настоящее время мы разрабатываем программы обучения, спецкурсов Сатпаевского университета, которые повысят уровень практических навыков будущих выпускников.
– Президент обратил внимание на то, что принятое в 2018 году новое законодательство по управлению горнорудным сектором так и не заработало в полной мере. Как вы думаете, в чем проблема?
– У нас был закон «О недрах» 1996 года, в котором было 108 страниц и 25 подзаконных актов. Благодаря ему наша страна пережила очень серьезный кризис, получила достаточный импульс развития, обеспечила своюсамостоятельность. Это закон прекрасно работал, пусть и с какими-то доработками в свое время.
В 2017 году был разработан кодекс «О недрах и недропользовании», который должен был быть прямого действия. Он стал гораздо объемнее и имеет 143 подзаконных акта. В настоящее время, согласно всем нормам действующего кодекса, прохождение согласований документов по недропользованию (за исключением получения лицензий на разведку/добычу) увеличилось в среднем в 2-3 раза. Геологи и юристы нашей компании, наравне с другими специалистами отрасли, принимали активное участие в процессе разработки кодекса и внесли со своей стороны более 100 предложений в проект кодекса, однако, многие правки не были приняты и до сих пор есть много пробелов, которые требуют пояснения компетентного органа, либо не имеют соответствующей инструкции/правила для беспрепятственной работы недропользователей.
Почему президент отметил, что законодательство по управлению горнорудным сектором так и не заработало? Наверное, потому что его разрабатывали в первую очередь юристы, не принимая во внимание стоящие рекомендации представителей геологии и недропользования. То есть, закон получился такой, для понимания которого необходимо привлечение других юристов.
– Еще президент четко указал, что нужно в два раза сократить сроки и процедуры согласования проектов путем внедрения комплексной государственной экспертизы и полной цифровизации процесса. А сейчас эти сроки какие? Действительно в этом серьезная проблема?
– У меня был личный рекорд, когда в 1998 году контракт на недропользование был подписан за 34 дня, – со всеми экспертизами и разрешительными документами. Раньше требования к плану горных работы были жестче, и согласований было больше, но они занимали всего один месяц, и их можно было делать параллельно.
Сейчас, для того, чтобы получить лицензию на добычу, приходится закладывать в календарный график работ от полутора лет и выше. В 2021 году был принят Экологический кодекс. Теперь срок проведения экспертиз в области охраны окружающей среды может доходить до 11 месяцев.
Подачи заявок на проведение экспертизы в области охраны окружающей среды давно оцифровано, однако, найти сегодня свободную дату для проведения общественных слушаний с учетом требований проведения их в каждом населенном пункте, в присутствии представителей акиматов и управления природными ресурсами, все сложнее.
Общественные слушания для объектов 1 категории опасности проводятся дважды. Недропользователи сталкиваются со сложностями в данном процессе, поскольку местное население не понимает, для чего по одному и тому же проекту собираться несколько раз.
Часто можно услышать категорический отказ местных жителей от появления добычных предприятий в их районе, поскольку многие из них заняты сельским хозяйством. Появление крупного предприятия означаетуменьшение земель сельскохозяйственного назначения, а также открытие новых рабочих мест, которые оплачиваются выше, чем в сельском хозяйстве, что в свою очередь, приводит к оттоку рабочих из данного направления. Думаю, что в данном вопросе необходимо проработать меры поддержки государства, чтобы оба направления, одинаково важные для страны, могли развиваться не в ущерб друг другу.
– Но жители опасаются, что недропользователи могут негативно повлиять на их качество жизни ради своей прибыли…
– Каждый проект добычи на любой вид полезного ископаемого проходит государственную экологическую экспертизу, которая тщательно проверяет его на соответствие действующим нормам законодательства. Кроме того, недропользователей на постоянной основе проверяют экологи, промышленная безопасность, выписываются большие штрафы в случае выявления несоответствия, ставятся жесткие сроки на устранение нарушений.
Кроме того, местные исполнительные органы каждого района подписывают соглашения с недропользователями, и они же, а также депутаты и активисты должны контролировать, чтобы были соблюдены все требования законодательства и проектные решения. Например, проследить за проведением рекультивации после того, как был выкопан карьер, а может, его лучше заполнить водой и сделать там рыбное хозяйство?
И прежде чем сносить производственную инфраструктуру, оставшуюся от недропользователей, следует подумать о ее перепрофилировании. Может там будет выгодно открыть какое-то другое перерабатывающее производство?
«Новой нефтью может стать углехимия»
– У нас очень развит нефтяной сектор. Там такая же ситуация с разведкой новых месторождений?
– Казахстан может себе позволить добывать по 80-100 млн тонн нефти в год в течение ближайших 70-80 лет. Вопрос в том, откуда будет добыта эта нефть? Три гигантских нефтяных месторождения – Кашаган, Тенгиз, Карачаганак – действительно могут обеспечить такую производительность на долгие годы вперед. Однако месторождения, из которых получают сырье наши НПЗ, находятся в стадии угасания. 10-15, максимум 20 лет и остальные известные месторождения иссякнут. Серьезных новых открытий, которые смогут восполнить отрабатываемые запасы, на сегодняшний день нет. Необходимо либо снижать существующий уровень добычи (но тогда государство лишится довольно серьезного дохода), либо вкладываться в разведку или альтернативные технологии переработки.
В противном случае, придется поднимать закупочные цены для заводов ГСМ, тогда весь дизель и бензин будут стоить столько же, сколько в Европе.
Когда я говорил об альтернативных технологиях переработки, то имел в виду развитие углехимии на буроугольных месторождениях. На сегодня это единственное полезное ископаемое, которым Казахстан обеспечен на 400-600 лет вперед. Из бурых углей можно получать и ГСМ, и композитные материалы, и сырье для развития большого спектра химической и перерабатывающей отраслей: ткани, пластмассы, растворители, удобрения – это далеко не полный список того, что можно производить из наших углей и все это можно экспортировать за рубеж с очень высокой добавленной стоимостью.
– Какие месторождения, или какие редкоземельные металлы могут стать «новой нефтью» для Казахстана? Что у нас есть, какой потенциал?
– Новой нефтью может стать углехимия, о которой я говорил ранее. Думаю, что пока местные и зарубежные компании будут «активно» вести поиски лития, редкоземельных элементов, Казахстану стоит сосредоточиться на комплексной переработке того, что уже есть и производится. Также, необходимо учесть, что, например, по запасам вольфрама Казахстан занимает второе место после Китая.
Следует рассмотреть потенциал комплексной переработки не только углей, но и фосфоритов, полиметаллов. А также, не забывать о том, что нашей территории нужны вложения со стороны государства в более детальное геологическое изучение недр, потому что, на моей памяти, еще ни один частный или иностранный инвестор не пришел на абсолютно не изученную территорию и не стал туда вкладываться в разведку.
«Для развития геологоразведки нужны реформы»
– Как вы думаете,что должно сделать государство для развития геологии? Какая сейчас ситуация в геологоразведке?
– К сожалению, вынужден констатировать, что государство сегодня не уделяет должного внимания данной отрасли. Минерально-сырьевая база за прошедшие 30 лет существенно сократилась и уже видно, на какой срок каких запасов хватит. При всем при этом геологоразведка не числится в списке приоритетных отраслей. Учитывая стадийность геологоразведочных работ, с момента обнаружения месторождения до ввода его в эксплуатацию проходит от 10 до 15 лет. Это еще в лучшем случае, когда поиски подтвердились и дали результат. Но ведь есть и случаи, когда компании не получают нужного результата. Геологоразведка – это всегда большие риски.
Думаю, что для развития геологии государству необходимо осуществить целый ряд реформ:
- Внести геологическую отрасль в приоритетные сектор экономики. Это даст возможность компаниям пользоваться льготным кредитованием для приобретения техники и новых технологий.
- Дать возможность добычным компаниям вкладывать в поиски, в том числе до 50% от отчислений на научно-исследовательские работы (НИОКР). Геология – это тоже наука, однако, сегодня существует запрет на финансирование геологоразведки за счет средств НИОКР. Возможно, во избежание неразумных трат следует ограничить вложения данных средств в одну лицензию до размера, необходимого для проведения поисковых работ.
- За счет государства развивать программу глубинного геологического картирования, а также, другие виды геологических работ, предшествующих стадии детальной разведки.
- Кроме того, на мой взгляд, следует поставить вопрос о возврате НДС (налог на добавленную стоимость) с затрат, осуществленных в процессегеологоразведочных работ. Таким образом, будет дополнительный стимул для инвесторов в виде квартального возмещения 12% налога, взамен на финансирование геологоразведки в стране.
Поверьте, сейчас в геологоразведке Казахстана наблюдается кризис. Чтобы развивать отрасль, нужно стабильно финансирование на уровне реальных рыночных цен, отсутствие демпинга, достаточноеколичество тендеров, чтобы сервисные компании могли развиваться. Бывали случаи, когда компании запрашивали 50% скидку к представленному коммерческому предложению и оплату за выполненные работы в течение 90 дней. Как вы думаете, какой малый или средний бизнес, а сервисные компании в основном относятся к данной категории рынка, может себе позволить бесплатное финансирование буровых работ для заказчика в течение 3 месяцев на сотни миллионов?
На самом деле, геология везде одинакова, у науки нет национальных признаков. Поэтому, если наши талантливые специалисты будут ощущать несправедливое отношение к их труду, наблюдать отсутствие перспектив, они просто поедут работать за рубеж, где их ценность выше в разы.
– Получается, мы продолжаем говорить о добыче каких-то полезных ископаемых, и всё. То есть, остаёмся ресурсной экономикой.
– Нет, необходимо развивать не только добывающую промышленность, но и перерабатывающую. Правда, в Казахстане очень маленький рынок внутреннего потребления и для собственных нужд производить что-то в таком количестве, чтобы это было рентабельно, –тяжело. У нас всего 19,8 миллионов человек. В Пекине, или Москве, или Стамбуле проживает больше народа.
Поэтому можно и нужно производить товары на экспорт, с более высокой добавленной стоимостью. Я за то, чтобы продавать медь за границу не в чистом виде, а, например, в виде проводов, электромоторов, трансформаторов, нефть экспортировать в виде ГСМ, железо в виде проката специальных сплавов. Для Казахстана это будут дополнительные рабочие места и доход. Для этих целей также необходимо дополнительное привлечение инвестиций, определенные изменения в экспорто-импортной политике государства, помощь новым производствам в поиске рынков сбыта. Поскольку все не так просто, как правило, все эти ниши уже кем-то заняты и попасть туда тяжело.
